7 февраля 2013
10 миллионов изнасилованных немок
Ну или 2 миллиона, по другим источникам (но таким же, "британским"). А
что было на самом деле?
Женщины освобождённой Европы глазами советских солдат и офицеров (1944-1945
гг.)
И вот наконец Германия. И женщины врага - матери, жены, дочери, сестры тех, кто
с 1941-го по 1944-й год глумился над гражданским населением на оккупированной
территории СССР. Какими же увидели их советские военнослужащие? Внешний вид
немок, идущих в толпе беженцев, описан в дневнике Владимира Богомолова:
«Женщины - старые и молодые - в шляпках, в платках тюрбаном и просто навесом,
как у наших баб, в нарядных пальто с меховыми воротниками и в трепаной,
непонятного покроя одежде. Многие женщины идут в темных очках, чтобы не
щуриться от яркого майского солнца и тем предохранить лицо от морщинЛев Копелев
вспоминал о встрече в Алленштайне с эвакуированными берлинками: «На тротуаре
две женщины. Замысловатые шляпки, у одной даже с вуалью. Добротные пальто, и
сами гладкие, холеные». И приводил солдатские комментарии в их адрес: «курицы»,
«индюшки», «вот бы такую гладкую…»
Как же вели себя немки при встрече с советскими войсками? В донесении зам.
начальника Главного Политического управления Красной Армии Шикина в ЦК ВКП(б)
Г.Ф.Александрову от 30 апреля 1945 г. об отношении гражданского населения
Берлина к личному составу войск Красной Армии говорилось: «Как только наши
части занимают тот или иной район города, жители начинают постепенно выходить
на улицы, почти все они имеют на рукавах белые повязки. При встрече с нашими
военнослужащими многие женщины поднимают руки вверх, плачут и трясутся от
страха, но как только убеждаются в том, что бойцы и офицеры Красной Армии
совсем не те, как им рисовала их фашистская пропаганда, этот страх быстро
проходит, все больше и больше населения выходит на улицы и предлагает свои
услуги, всячески стараясь подчеркнуть свое лояльное отношение к Красной Армии».
Наибольшее впечатление на победителей произвела покорность и расчетливость
немок. В этой связи стоит привести рассказ минометчика Н.А.Орлова, потрясенного
поведением немок в 1945 г.: «Никто в минбате не убивал гражданских немцев. Наш
особист был «германофил». Если бы такое случилось, то реакция карательных
органов на подобный эксцесс была бы быстрой. По поводу насилия над немецкими
женщинами. Мне кажется, что некоторые, рассказывая о таком явлении, немного
«сгущают краски». У меня на памяти пример другого рода. Зашли в какой-то
немецкий город, разместились в домах. Появляется «фрау», лет 45-ти и спрашивает
«гера коменданта». Привели ее к Марченко. Она заявляет, что является
ответственной по кварталу, и собрала 20 немецких женщин для сексуального
обслуживания русских солдат. Марченко немецкий язык понимал, а стоявшему рядом
со мной замполиту Долгобородову я перевел смысл сказанного немкой. Реакция
наших офицеров была гневной и матерной. Немку прогнали, вместе с ее готовым к
обслуживанию «отрядом». Вообще немецкая покорность нас ошеломила. Ждали от
немцев партизанской войны, диверсий. Но для этой нации порядок – «Орднунг» -
превыше всего. Если ты победитель – то они «на задних лапках», причем осознанно
и не по принуждению. Вот такая психология
Аналогичный случай приводит в своих военных записках Давид Самойлов: «В
Арендсфельде, где мы только что расположились, явилась небольшая толпа женщин с
детьми. Ими предводительствовала огромная усатая немка лет пятидесяти - фрау
Фридрих. Она заявила, что является представительницей мирного населения и
просит зарегистрировать оставшихся жителей. Мы ответили, что это можно будет
сделать, как только появится комендатура.
- Это невозможно, - сказала фрау Фридрих. - Здесь женщины и дети. Их надо
зарегистрировать.
Мирное население воплем и слезами подтвердило ее слова.
Не зная, как поступить, я предложил им занять подвал дома, где мы разместились.
И они успокоенные спустились в подвал и стали там размещаться в ожидании
властей.
- Герр комиссар, - благодушно сказала мне фрау Фридрих (я носил кожаную
курткуМы понимаем, что у солдат есть маленькие потребности. Они готовы, -
продолжала фрау Фридрих, - выделить им нескольких женщин помоложе для…
Я не стал продолжать разговор с фрау Фридрих».
После общения с жительницами Берлина 2 мая 1945 г. Владимир Богомолов записал в
дневнике: «Входим в один из уцелевших домов. Все тихо, мертво. Стучим, просим
открыть. Слышно, что в коридоре шепчутся, глухо и взволнованно
переговариваются. Наконец дверь открывается. Сбившиеся в тесную группу женщины
без возраста испуганно, низко и угодливо кланяются. Немецкие женщины нас
боятся, им говорили, что советские солдаты, особенно азиаты, будут их
насиловать и убивать... Страх и ненависть на их лицах. Но иногда кажется, что
им нравится быть побежденными, - настолько предупредительно их поведение, так
умильны их улыбки и сладки слова. В эти дни в ходу рассказы о том, как наш
солдат зашел в немецкую квартиру, попросил напиться, а немка, едва его
завидела, легла на диван и сняла трико».
«Все немки развратны. Они ничего не имеют против того, чтобы с ними спалитакое
мнение бытовало в советских войсках и подкреплялось не только многими
наглядными примерами, но и их неприятными последствиями, которые вскоре
обнаружили военные медики.
Директива Военного Совета 1-го Белорусского фронта № 00343/Ш от 15 апреля 1945
г. гласила: «За время пребывания войск на территории противника резко возросли
случаи венерических заболеваний среди военнослужащих. Изучение причин такого
положения показывает, что среди немцев широко распространены венерические
заболевания. Немцы перед отступлением, а также сейчас, на занятой нами
территории, стали на путь искусственного заражения сифилисом и триппером
немецких женщин, с тем, чтобы создать крупные очаги для распространения
венерических заболеваний среди военнослужащих Красной Армии».
Военный совет 47-й армии 26 апреля 1945 г. сообщал, чтоВ марте месяце число
венерических заболеваний среди военнослужащих возросло по сравнению с февралем
с.г. в четыре разаЖенская часть населения Германии в обследованных районах
поражена на 8-15%. Имеются случаи, когда противником специально оставляются
больные венерическими болезнями женщины-немки для заражения военнослужащих».
Для реализации Постановления Военного Совета 1-го Белорусского фронта № 056 от
18 апреля 1945 г. по предупреждению венерических заболеваний в войсках 33-й
армии была выпущена листовка следующего содержания:
«Товарищи военнослужащие!
Вас соблазняют немки, мужья которых обошли все публичные дома Европы,
заразились сами и заразили своих немок.
Перед вами и те немки, которые специально оставлены врагами, чтобы
распространять венерические болезни и этим выводить воинов Красной Армии из
строя.
Надо понять, что близка наша победа над врагом и что скоро вы будете иметь
возможность вернуться к своим семьям.
Какими же глазами будет смотреть в глаза близким тот, кто привезет заразную
болезнь?
Разве можем мы, воины героической Красной Армии, быть источником заразных
болезней в нашей стране? НЕТ! Ибо моральный облик воина Красной Армии должен быть
так же чист, как облик его Родины и семьи!»
Практичных немцев больше всего волновал вопрос о снабжении продовольствием,
ради него они готовы были буквально на все. Так, некий доктор медицины
Калистурх в разговоре со своими коллегами по вопросу отношения Красной Армии к
немецкому населению заявил: «Нельзя скрывать, что я лично видел нехорошее
отношение отдельных русских солдат к нашим женщинам, но я говорил, что в этом
виновата война, а самое главное то, что наши солдаты и особенно эсэсовцы вели
себя по отношению к русским женщинам гораздо хуже. – и тут же без перехода
добавил: – Меня очень волновал продовольственный вопрос…».
Даже в воспоминаниях Льва Копелева, с гневом описывающего факты насилия и
мародерства советских военнослужащих в Восточной Пруссии, встречаются строки,
отражающие другую сторону «отношений» с местным населением: «Рассказывали о
покорности, раболепстве, заискивании немцев: вот, мол, они какие, за буханку
хлеба и жен и дочерей продают». Брезгливый тон, каким Копелев передает эти «рассказы»,
подразумевает их недостоверность. Однако они подтверждаются многими
источниками.
Владимир Гельфанд описал в дневнике свои ухаживания за немецкой девушкой
(запись сделана через полгода после окончания войны, 26 октября 1945 г., но всё
равно весьма характерна): «Хотелось вдоволь насладиться ласками хорошенькой
Маргот – одних поцелуев и объятий было недостаточно. Ожидал большего, но не
смел требовать и настаивать. Мать девушки осталась довольна мною. Еще бы! На
алтарь доверия и расположения со стороны родных мною были принесены конфеты и
масло, колбаса, дорогие немецкие сигареты. Уже половины этих продуктов
достаточно, чтобы иметь полнейшее основание и право что угодно творить с
дочерью на глазах матери, и та ничего не скажет против. Ибо продукты питания
сегодня дороже даже жизни, и даже такой юной и милой чувственницы, как нежная
красавица Маргот».
Интересные дневниковые записи оставил австралийский военный корреспондент Осмар
Уайт, который в 1944-1945 гг. находился в Европе в рядах 3-й американской армии
под командой Джорджа Патона. Вот что он записал в Берлине в мае 1945 г.,
буквально через несколько дней после окончания штурма: «Я прошелся по ночным
кабаре, начав с «Фемины» возле Потсдаммерплатц. Был теплый и влажный вечер. В
воздухе стоял запах канализации и гниющих трупов. Фасад «Фемины» был покрыт
футуристическими картинками обнаженной натуры и объявлениями на четырех языках.
Танцевальный зал и ресторан были заполнены русскими, британскими и
американскими офицерами, сопровождавшими женщин (или охотящимися за ними).
Бутылка вина стоила 25 долларов, гамбургер из конины и картошки – 10 долларов,
пачка американских сигарет – умопомрачительные 20 долларов. Щеки берлинских
женщин были нарумянены, а губы накрашены так, что казалось, что это Гитлер
выиграл войну. Многие женщины были в шелковых чулках. Дама-хозяйка вечера
открыла концерт на немецком, русском, английском и французском языках. Это
спровоцировало колкость со стороны капитана русской артиллерии, сидевшего рядом
со мной. Он наклонился ко мне и сказал на приличном английском: «Такой быстрый
переход от национального к интернациональному! Бомбы RAF – отличные профессора, не так ли?»
Общее впечатление от европейских женщин, сложившееся у советских
военнослужащих, - холеные и нарядные (в сравнении с измученными войной
соотечественницами в полуголодном тылу, на освобожденных от оккупации землях,
да и с одетыми в застиранные гимнастерки фронтовыми подругами), доступные,
корыстные, распущенные либо трусливо покорные. Исключением стали югославки и
болгарки. Суровые и аскетичные югославские партизанки воспринимались как
товарищи по оружию и считались неприкосновенными. А учитывая строгость нравов в
югославской армии, «партизанские девушки, наверное, смотрели на ППЖ
[походно-полевых жен], как на существа особенного, скверного сорта. О болгарках
Борис Слуцкий вспоминал такПосле украинского благодушия, после румынского
разврата суровая недоступность болгарских женщин поразила наших людей. Почти
никто не хвастался победами. Это была единственная страна, где офицеров на
гулянье сопровождали очень часто мужчины, почти никогда - женщины. Позже
болгары гордились, когда им рассказывали, что русские собираются вернуться в
Болгарию за невестами - единственными в мире, оставшимися чистыми и
нетронутыми».
Приятное впечатление оставили о себе чешские красавицы, радостно встречавшие
советских солдат-освободителей. Смущенные танкисты с покрытых маслом и пылью
боевых машин, украшенных венками и цветами, говорили между собой: «…Нечто танк
невеста, чтоб его убирать. А их девчата, знай себе, нацепляют. Хороший народ.
Такого душевного народа давно не видел…» Дружелюбие и радушие чехов было
искреннимЕсли бы это было можно, я перецеловала бы всех солдат и офицеров
Красной Армии за то, что они освободили мою Прагу, - под общий дружный и
одобрительный смех сказала … работница пражского трамваятак описывал атмосферу
в освобожденной чешской столице и настроения местных жителей 11 мая 1945 г.
Борис Полевой.
Но в остальных странах, через которые прошла армия победителей, женская часть
населения не вызывала к себе уважения. «В Европе женщины сдались, изменили
раньше всех… - писал Б.Слуцкий. - Меня всегда потрясала, сбивала с толку,
дезориентировала легкость, позорная легкость любовных отношений. Порядочные
женщины, безусловно, бескорыстные, походили на проституток – торопливой
доступностью, стремлением избежать промежуточные этапы, неинтересом к мотивам,
толкающим мужчину на сближение с ними. Подобно людям, из всего лексикона
любовной лирики узнавшим три похабных слова, они сводили все дело к нескольким
телодвижениям, вызывая обиду и презрение у самых желторотых из наших офицеров…
Сдерживающими побуждениями служили совсем не этика, а боязнь заразиться, страх
перед оглаской, перед беременностьюи добавлял, что в условиях завоевания «всеобщая
развращенность покрыла и скрыла особенную женскую развращенность, сделала ее
невидной и нестыдной».
Впрочем, среди мотивов, способствовавших распространению «международной любви»,
невзирая на все запреты и суровые приказы советского командования, было еще
несколько: женское любопытство к «экзотическим» любовникам и невиданная
щедрость русских к объекту своих симпатий, выгодно отличавшая их от прижимистых
европейских мужчин.
Младший лейтенант Даниил Златкин в самом конце войны оказался в Дании, на острове
Борнгольм. В своем интервью он рассказывал, что интерес русских мужчин и
европейских женщин друг к другу был обоюдный: «Мы не видели женщин, а надо
было… А когда в Данию приехали, … это свободно, пожалуйста. Они хотели
проверить, испытать, попробовать русского человека, что это такое, как это, и
вроде получалось получше, чем у датчан. Почему? Мы были бескорыстны и добры… Я
дарил коробку конфет в полстола, я дарил 100 роз незнакомой женщине … ко дню
рождения…»
При этом мало кто помышлял о серьезных отношениях, о браке, ввиду того, что
советское руководство четко обозначило свою позицию в этом вопросе. В
Постановлении Военного совета 4-го Украинского фронта от 12 апреля 1945 г.
говорилось: «1. Разъяснить всем офицерам и всему личному составу войск фронта,
что брак с женщинами-иностранками является незаконным и категорически
запрещается. 2. О всех случаях вступления военнослужащих в брак с иностранками,
а равно о связях наших людей с враждебными элементами иностранных государств
доносить немедленно по команде для привлечения виновных к ответственности за
потерю бдительности и нарушение советских законов». Директивное указание
начальника Политуправления 1-го Белорусского фронта от 14 апреля 1945 г.
гласило: «По сообщению начальника Главного управления кадров НКО, в адрес
Центра продолжают поступать заявления от офицеров действующей армии с просьбой
санкционировать браки с женщинами иностранных государств (польками, болгарками,
чешками и др.). Подобные факты следует рассматривать как притупление
бдительности и притупление патриотических чувств. Поэтому необходимо в
политико-воспитательной работе обратить внимание на глубокое разъяснение
недопустимости подобных актов со стороны офицеров Красной Армии. Разъяснить
всему офицерскому составу, не понимающему бесперспективность таких браков,
нецелесообразность женитьбы на иностранках, вплоть до прямого запрещения, и не
допускать ни одного случая».
И женщины не тешили себя иллюзиями относительно намерений своих кавалеров. «В
начале 1945 года даже самые глупые венгерские крестьяночки не верили нашим
обещаниям. Европеянки уже были осведомлены о том, что нам запрещают жениться на
иностранках, и подозревали, что имеется аналогичный приказ также и о совместном
появлении в ресторане, кино и т.п. Это не мешало им любить наших ловеласов, но
придавало этой любви сугубо «оуайдумный» [плотский] характерписал Б.Слуцкий.
В целом следует признать, что образ европейских женщин, сформировавшийся у воинов Красной армии в 1944-1945 гг., за редким исключением, оказался весьма далек от страдальческой фигуры с закованными в цепи руками, с закованными в цепи руками, с надеждой взирающей с советского плаката
7 Februar 2013
Die Schätzungen über 10 Millionen deutsche Frauen, die Opfer sexueller Gewalt wurden, oder 2 Millionen, nach anderen Quellen (aber ebenfalls "britische"), werfen die Frage auf: Was war wirklich der Fall?
Frauen, die Europa befreiten, durch die Augen der sowjetischen Soldaten und Offiziere (1944–1945).
Und schließlich kam es zu Deutschland. Und zu den Frauen des Feindes — Mütter, Ehefrauen, Töchter, Schwestern, die von 1941 bis 1944 das zivile Leben in den besetzten Gebieten der UdSSR verhöhnten. Was sahen dann die sowjetischen Truppen? Die deutschen Frauen, die zu Fuß als Flüchtlinge durch die Straßen gingen, werden von Vladimir Bogomolov in seinem Tagebuch beschrieben: „Frauen – jung und alt – mit Hüten, Kopftüchern und Turbanen, wie unsere Frauen in eleganten Mänteln mit Pelzkragen und seltsam geschnittenen Kleidern. Viele Frauen tragen Sonnenbrillen, um nicht in der hellen Mai-Sonne zu blinzeln.“ Lev Kopelev erinnerte sich an eine Begegnung mit Evakuierten aus Allenstein in Berlin: „Auf dem Bürgersteig standen zwei Frauen. Filigrane Hüte, sogar einer mit einem Schleier. Mächtige Mäntel, glatt, gepflegt.“ Und die Soldaten machten Bemerkungen: „Huhn“, „Türkisch“, „Das wäre mal glatt…“
Wie verhielten sich die Deutschen bei der Begegnung mit sowjetischen Truppen? In einem Bericht vom 30. April 1945 an G.F. Alexandrov, Stellvertreter des Politischen Direktorats der Roten Armee, schrieb der stellvertretende Leiter der Politischen Abteilung Shikin über die Zivilbevölkerung in Berlin: „Sobald unsere Truppen ein Gebiet der Stadt besetzten, begannen die Anwohner allmählich, auf die Straße zu gehen. Fast alle hatten weiße Armbinden. Bei der Begegnung mit unseren Soldaten hoben viele Frauen ihre Hände, weinten und zitterten vor Angst. Sie merkten aber schnell, dass die Soldaten der Roten Armee nicht wie in der faschistischen Propaganda dargestellt waren, und der Angstzustand verflog schnell. Immer mehr Menschen gingen auf die Straße und boten ihre Dienste an, versuchten ihre Loyalität gegenüber der Roten Armee zu betonen.“
Am meisten beeindruckt waren die Sieger von der Demut und Vorsicht der Deutschen. In diesem Zusammenhang erzählt die Geschichte von N.A. Orlov, einem Mörsergeschützführer, der das Verhalten der Deutschen im Jahr 1945 schildert: „Kein deutscher Zivilist wurde von uns getötet. Unsere NKWD war 'pro-deutsch'. Wenn so etwas passiert wäre, hätte die Reaktion der Geheimpolizei sofort eingegriffen. Was die Gewalt gegen deutsche Frauen betrifft, scheint es, dass manche, die über dieses Phänomen sprechen, es ein wenig übertreiben. Ich erinnere mich an ein Beispiel einer anderen Art. Wir kamen in eine deutsche Stadt, wo wir untergebracht wurden. Eine 'Frau', etwa 45 Jahre alt, kam und sagte: 'Kommandant!' Sie führte uns zu Marchenko. Sie erklärte, dass sie für das Viertel verantwortlich war und 20 deutsche Frauen für sexuelle Dienste an sowjetische Soldaten versammelt hatte. Marchenko verstand Deutsch, und zusammen mit mir übersetzte der Zampolit Dolgoborodov, was die Deutsche sagte. Die Reaktion unserer Offiziere war wütend und empört. Die deutsche Frau bot sich für 'Dienste' an. Der deutsche Kommandeur war fassungslos. Die Deutschen erwarteten Guerillakriegsführung, Sabotage. Doch für diese Nation war der 'Ordnung' der wichtigste Wert – wenn du der Sieger bist, dann sind sie 'auf ihren Hinterbeinen', bewusst und ohne Zwang. Das ist ihre Psychologie.“
Ein ähnlicher Fall wird von dem Militär David Samoilov geschildert: „In Arendsfelde, wo wir gerade stationiert waren, gab es eine kleine Gruppe von Frauen und Kindern. Angeführt wurde sie von der großen, bärtigen deutschen Frau aus den 50ern – Frau Friedrich. Sie sagte, sie sei eine Vertreterin der Zivilbevölkerung und bat darum, die übrigen Bewohner zu registrieren. Wir antworteten, dass sie warten müssten, bis der Kommandant kommt.
Das ist unmöglich, sagte Frau Friedrich. – Es sind Frauen und Kinder. Sie müssen registriert werden.
Die Schreie und Tränen der Zivilisten bestätigten ihre Worte.
Da ich nicht wusste, was zu tun war, schlug ich vor, sie in den Keller des Hauses zu bringen, in dem wir untergebracht waren. Dort beruhigten sie sich und warteten auf die Behörden.
Herr Kommissar – sagte Frau Friedrich zufrieden (ich trug eine Lederjacke) – verstehen Sie, dass die Soldaten kaum Bedarf haben. Sie sind bereit... fuhr Frau Friedrich fort – sie bieten ein paar jüngere Frauen für...
Ich unterbrach das Gespräch mit Frau Friedrich.“
Am 2. Mai 1945, nach einem Gespräch in Berlin, schrieb Vladimir Bogomolov in sein Tagebuch: „Wir gehen in eines der erhaltenen Gebäude. Alles ist ruhig, tot. Wir klopfen, fragen offen. Es flüstert, dass in der Diele gedämpfte und aufgeregte Gespräche geführt werden. Schließlich öffnet sich die Tür. In einer engen Gruppe drängten sich Frauen, ohne Altersunterschied, erschrocken, niedrig und unterwürfig. Die deutschen Frauen haben Angst vor uns, ihnen wurde gesagt, dass die sowjetischen Soldaten, vor allem Asiaten, sie vergewaltigen und töten würden... Angst und Schrecken auf ihren Gesichtern. Aber manchmal scheint es, als wollten sie besiegt werden – so hilfsbereit ihr Verhalten, ihr Lächeln so süß und ihre Worte so freundlich. In diesen Tagen hörte man Geschichten darüber, wie unsere Soldaten in deutsche Wohnungen gingen, um zu trinken, und ein Deutscher, der sie kaum erblickte, lag auf der Couch und zog seine Strümpfe an.“
„Alle Deutschen sind abscheulich. Sie hatten nichts gegen die Tatsache, dass mit ihnen eine spaltende Meinung existierte, die in der sowjetischen Armee weit verbreitet war, und diese wurde nicht nur durch viele anschauliche Beispiele verstärkt, sondern auch durch die unangenehmen Folgen, die die Militärärzte bald entdeckten.“
Die Richtlinie des Militärrates der 1. Belorussischen Front Nr. 00343/W vom 15. April 1945 lautet: „Während des Aufenthalts der Truppen im feindlichen Gebiet stiegen die Fälle von sexuell übertragbaren Krankheiten unter den Soldaten drastisch an. Die Untersuchung der Ursachen dieser Situation zeigt, dass unter den Deutschen weit verbreitete Geschlechtskrankheiten vorhanden waren. Vor dem Rückzug der Deutschen und jetzt, in den von uns besetzten Gebieten, begannen die Deutschen absichtlich, Syphilis und Tripper auf ihre Frauen zu übertragen, um die Verbreitung von Geschlechtskrankheiten unter den Soldaten der Roten Armee zu fördern.“
Der Militärrat der 47. Armee berichtete am 26. April 1945, dass die Zahl der Geschlechtskrankheiten unter den Soldaten im März im Vergleich zum Februar dieses Jahres viermal gestiegen sei. Der Anteil der betroffenen Frauen der deutschen Bevölkerung in den untersuchten Gebieten betrug 8-15%. Es gab Fälle, in denen der Gegner gezielt Frauen mit sexuell übertragbaren Krankheiten beibehielt, um deutsche Soldaten zu infizieren.
Die Auflösung des Militärrates der 1. Belorussischen Front Nr. 056 vom 18. April 1945 über die Prävention von sexuell übertragbaren Krankheiten in der Armee wurde ebenfalls veröffentlicht:
„Genossen, Soldaten!
Die Deutschen, deren Männer alle Bordelle in Europa besuchten, sind selbst infiziert und haben auch ihre Frauen infiziert.
Jetzt begegnen Sie den Deutschen, die absichtlich Feinde sind, die Geschlechtskrankheiten verbreiten wollen, und die Soldaten der Roten Armee müssen sich dagegen wehren.
Wir müssen verstehen, dass unser baldiger Sieg über den Feind sicher ist und Sie bald zu Ihren Familien zurückkehren werden.
Was werden wir also denjenigen sagen, die das Land und unsere Familien vor einer Infektion durch ansteckende Krankheiten schützen wollen?
Können wir, die Soldaten der Roten Armee, heroisch, eine Quelle von Infektionskrankheiten in unser Land bringen? NEIN! Der moralische Charakter der Soldaten der Roten Armee muss so rein sein wie das Gesicht seines Landes und seiner Familie!“
Praktische Probleme
machten den Deutschen vor allem Sorgen, insbesondere die
Nahrungsmittelversorgung, für die sie bereit waren,
buchstäblich alles zu tun. Ein Doktor der Medizin, Kalisturh,
sagte in einem Gespräch mit seinen Kollegen zur Haltung der Roten
Armee gegenüber der deutschen Bevölkerung: „Ich kann
die schlechte Haltung der russischen Soldaten gegenüber unseren
Frauen nicht verbergen, aber ich sage, dass es die Verantwortung des
Krieges ist. Aber das Wichtigste ist, dass sich unsere Soldaten,
besonders die SS, gegenüber russischen Frauen viel schlimmer
verhalten haben. Und dann fügte er ohne Übergang hinzu:
„Ich bin sehr besorgt über die
Nahrungsmittelversorgung...“
Ein ähnlicher Fall wird von David Samoilov in seinen militärischen Erinnerungen geschildert: „In Arendsfelde, wo wir gerade stationiert waren, befand sich eine kleine Gruppe von Frauen und Kindern. Die ältere deutsche Frau, Frau Friedrich, erklärte, sie sei eine Vertreterin der Zivilbevölkerung und bat darum, die restlichen Bewohner zu registrieren. Wir antworteten, dass sie sich an den Kommandanten wenden müsse.
„Das ist unmöglich“, sagte Frau Friedrich. „Es sind Frauen und Kinder. Sie müssen registriert werden.“
Die Zivilisten, die um sie standen, bestätigten ihre Worte mit Schreien und Tränen.
Da wir nicht wussten, was zu tun war, schlug ich vor, sie in den Keller des Hauses zu bringen, in dem wir uns aufhielten, und sie dort zu beruhigen, während wir auf die Behörden warteten.
„Herr Kommissar“, sagte Frau Friedrich zufrieden (ich trug eine Lederjacke). „Wir verstehen, dass die Soldaten wenig Bedarf haben. Aber sie sind bereit, uns mit einigen jüngeren Frauen zu helfen…“
Ich setzte das Gespräch mit Frau Friedrich nicht fort.“
Am 2. Mai 1945, in Berlin, schrieb Vladimir Bogomolov in sein Tagebuch: „Wir gehen in ein erhaltenes Gebäude. Alles ist ruhig, tot. Klopfen, fragen offen. Flüstern ist zu hören, gedämpft und aufgeregt. Schließlich öffnet sich die Tür. In einer engen Gruppe von Frauen drängten sich ängstlich, die Köpfe gesenkt, niedrig und unterwürfig. Die deutschen Frauen haben Angst vor uns. Ihnen wurde gesagt, dass die sowjetischen Soldaten, besonders die Asiaten, sie vergewaltigen und töten würden… Angst und Schrecken standen auf ihren Gesichtern. Aber manchmal schien es, als wollten sie besiegt werden – so hilfsbereit war ihr Verhalten, ihr Lächeln so süß und ihre Worte freundlich. In diesen Tagen hörte man Geschichten, dass unsere Soldaten in deutsche Wohnungen gingen, um zu trinken, und ein Deutscher, kaum erblickt, auf der Couch lag und Strumpfhosen anzog.“
„Alle Deutschen sind gemein. Sie haben nichts gegen die
Tatsache, dass ihre negative Meinung über uns in der sowjetischen
Armee verbreitet war und nicht nur von vielen anschaulichen Beispielen
verstärkt wurde, sondern auch durch die unangenehmen Folgen, die
die Militärärzte bald entdeckten.“
In der Regel sollte anerkannt werden, dass das Bild der Frauen in Europa, das von den Soldaten der Roten Armee in den Jahren 1944-1945 geformt wurde, mit seltenen Ausnahmen sehr weit von der schmerzlichen Figur einer in Ketten liegenden Frau entfernt war, die mit gesenktem Blick hoffnungsvoll auf sowjetische Plakate starrte.
russisch