 |
 |
Продолжение стенограммы конференции «Память о Холокосте в современной Европе: Общее и разделяющее», состоявшейся в Москве, Международном Мемориале, 25 – 26 сентября 2013 г. Доклад Олега Витальевича Будницкого, диретора Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и её последствий, Высшая школа экономики, Москва.
Часть III. Память о Холокосте в СССР
Елена Жемкова (член правления Международного Мемориала, модератор):
Дорогие друзья, мы продолжаем нашу конференцию, и сейчас начнётся секция, которая, как мне кажется, довольно важна для нашей заключительной дискуссии – а что же, собственно говоря, происходило с памятью о Холокосте в советские годы? Я рада представить коллег, которые участвуют в этой дискуссии. Олег Витальевич Будницкий, доктор исторических наук, профессор Высшей школы экономики, директор Международного центра истории и социологии Второй мировой войны и её последствий, автор очень многих монографий по истории еврейства, в том числе, непосредственно касающихся нашей темы, единственный российский представитель в том комитете, который, фактически, создал весь контент Еврейского музея, где многие из вас вчера были. Также я рада представить Павла Поляна, профессора, доктора географических наук, научного сотрудника Фрайбургского университета, автора многих ключевых исследований по депортации, и, конечно, очень важно, что Павел Маркович много лет занимается историей советских военнопленных. Третий участник нашей секции – мой коллега Алексей Макаров, хранитель архива истории диссидентского движения и, что важно, одновременно действующий учитель обществоведения, автор многих статей по теме Холокоста, в частности, победитель одного из конкурсов Фонда «Холокост».
Олег Будницкий (Международный центр истории и социологии Второй мировой войны и ее последствий, Высшая школа экономики, Москва):
Уважаемые коллеги, я буду говорить об антисемитизме в период Второй мировой войны. Две предварительных ремарки. Первая – о советских или пост-советских евреях, которые помнят 1930-е годы. Это время осталось в памяти как золотое, когда не было никакого антисемитизма и советское еврейство имело потрясающие возможности в самых разных сферах, что подтверждается статистически. Назову только один факт: евреев с высшим образованием в абсолютных цифрах было больше, чем украинцев. В относительных – накануне войны это было больше 10% всех студентов СССР. Если говорить о военной памяти – это единство и дружба всех народов Союза и опять-таки никакого антисемитизма, тем паче на фронте не было. Если посмотреть интервью евреев-ветеранов, записанные в самых разных странах, поскольку советские евреи рассеялись по миру, то доминантной темой будет боевое братство и дружба. Антисемитизм возник после войны отчасти как государственная политика, отчасти как следствие нацистской оккупационной пропаганды. Если говорится об антисемитизме в войну, то обычно это связывается с Украиной и Белоруссией, в существенно меньшей степени с российскими территориями. Не могу не упомянуть, что есть и другой подход, уже основанный не на памяти, а на исследованиях. Скажем, Геннадий Костырченко считает, что политика государственного антисемитизма в СССР начала проводиться с 1938 года. Не обсуждая сейчас по существу, скажу, что с моей точки зрения это совершенно неверно, никакой политики государственного антисемитизма в довоенном СССР не было.
В своем выступлении я хочу оспорить те устойчивые стереотипы, которые остались в памяти людей. Я считаю, что антисемитизм не возник как следствие нацистской оккупации, он никуда не девался и проявился с первых же дней войны, причем я хочу специально говорить о территории Российской Федерации, которая до последних дней Советского Союза оставалась одной из самых моноэтнических республик, уступая в этом отношении только Армении. А на тех территориях, которые были оккупированы или прилегали к оккупированным районам, русское население превышало 90% (скажем, в Смоленской области 96%). И даже Москва и Ленинград вовсе не были космополитическими городами, свыше 80% населения составляли этнические русские. Если посмотреть на источники, причем такие, где тема антисемитизма не является центральной, видно, что они буквально переполнены свидетельствами ярко выраженных антисемитских проявлений с первых же дней войны. Например, Пушкин (Царское Село), цитирую дневник Лидии Осиповой-Поляковой:
«В Екатерининском парке выставлены три новых мраморных бюста, один из них совершенно замечательной работы, очень портретен, римский молодой патриций. Сегодня с соседкой Стелой, еврейкой, пошли смотреть. К нашему отвращению, патриций был весь в плевках. Стела говорит, что это потому, что у него еврейские черты лица. Я раньше этого не замечала, но после её слов действительно увидела. Стало противно».
Ну, тут же она рассуждает, что никакого антисемитизма или антикитаизма в русском народе нет, есть только антикоммунизм, и что это просто хулиганская выходка. Может быть. Но вот такая запись от 15 августа 1941 года. Три дня спустя среди населения антисемитские настроения всё же прорываются, от призывников можно услышать: «Идём жидов защищать». Август того же 1941 года, Ленинград, из воспоминаний Игоря Дьяконова, великого учёного-востоковеда, рассуждающего, что делать – уезжать из Ленинграда или нет. Только один член семьи, нянька Настя знает, что делать, и говорит:
«Ну что ж, и при немцах жить можно. В революцию бар резали, сейчас евреев будут резать, какая нам разница».
Есть такое мнение, что еврейское население как бы не знало, что немцы делают с евреями. Все всё знали. Запись в том же августе:
«У всех настроение такое, что всё рушится. Я уже слышал, как на улицах группа пьяных кричала: „Бей жидов"», – как будто не было четверти века советской власти».
Антисемитизм был очень тесно связан с антисоветизмом, и в 1941 году настроения, что придут немцы и, наконец, не станет большевиков, были широко распространены. И вовсе не только в Прибалтике и Украине, о чём обычно пишется в литературе, это было и в самой России, включая самые «благополучные» города Ленинград и Москву. 31 августа в том же Ленинграде Любовь Шапурина записывает после услышанных на улице разговоров:
«Жду спокойно нового хозяина без возмущения, без содрогания. Говорят, немцы всё же лучше грузин и жидов».
Опять август 1941 года, американка Мери Ледер (приехавшая в СССР подростком, вместе с родителями, помогавшими строить социализм, но быстренько уехавшими – Мери не выпустили из страны как советскую гражданку) разговорилась на улице с молодой казачкой, и та сказала:
«The Germans will be here before long. They'll take care of the Communists and the Jews» (дескать, к нам придут немцы и разберутся с коммунистами и евреями),
и дальше Мери рассуждает – она что, не узнала во мне еврейку, или настолько уверена в своих силах, что ей всё равно, её час пришёл? После этого Мери, которая приехала в Ленинград из Москвы, думая, что здесь будет безопаснее, села в поезд и поехала обратно в Москву. Наум Коржавин, подростком ехавший из Киева в эвакуацию летом или осенью 1941 года, вспоминает:
«В вокзальной сутолоке я однажды слышал, как одна колоритная казачка во всю мочь поносила понаехавших евреев. Обвинения ее были, в основном, бытового, отчасти даже вокзального характера, но темперамент совсем другой. „И куда же наши казаки смотрят, – возмущалась она, – взять да и скрутить им головы!"».
Ну, и так далее. Коржавин приводит ещё несколько антисемитских эпизодов, с которыми он столкнулся в пути, в частности, он отстал от поезда и как-то пытался, чтоб ему помогли сесть в поезд, никто не помогает, и более того, машинист, случившийся здесь, говорит: «У твоего папки, наверное, миллион в чемодане припрятан», – и тут же воспроизводит бродячую легенду, что у какого-то еврея на вокзале открылся чемодан, а там был миллион рублей. Это, так сказать, простой народ. Если говорить об интеллигенции. Из сводки НКВД о настроениях советской интеллигенции, Москва, 21 июля 1941 года – один из советских писателей (неназванный) говорит:
«Пусть немцев боятся евреи, пусть они и воюют с немцами, если немцы войдут в Москву, я стану во главе немецкого отряда, и буду вылавливать и уничтожать евреев».
Вот дневник Михаила Пришвина, чрезвычайно подробная и занимательная хроника настроений в городе и в деревне, он осуждает пораженцев, рассчитывающих, что «немцы установят правительство, более соответствующее духу русского народа, чем большевики и евреи». Ну, Пришвин пишет сам:
«Для меня, всё-таки, большевики как-то лучше, при победителях большевиках мне ближе православный Бог, чем старый кумир, восстановленный немцами».
Тем не менее, в сводке от 27 августа 1941 года, описывающей настроения в среде интеллигентов, о писателе М.П. (я так думаю, что это Михаил Пришвин) сказано:
«Писатель М.П. считал, что для советской власти надвигается час тяжелых испытаний и катастрофа, наступает конец коммунизма во всем мире: „Перед каждым из нас теперь стоит вопрос: что делать? как спасти себя в этой катастрофе? Для большевиков и евреев мало шансов на спасение. Всех партийных русских людей уничтожать не будут, я думаю, что для меня даже возможна перемена к лучшему. 24 года при советской власти я отчаянно боролся за свое существование, меня из года в год травили евреи-критики, которым чужды мое творчество, моя философия"».
Думаю, что это всё-таки Пришвин, очень конфликтовавший с Маршаком и т. д.
Ну, если мы от тыла перейдём к фронту, к армии, то вот слова рядового пехотинца Виктора Грановского:
«Если бы в роте знали, что я еврей, то в первом же бою я получил бы от кого-нибудь пулю в спину. Я не преувеличиваю».
На его счастье, когда он пошёл добровольцем в армию в 16 лет, то по совету военкома (что любопытно, 1943 год!) вписали в графе «национальность» вместо «еврей» – «белорус», а «отчество» Михайлович вместо Моисеевич. Таким образом он стал Витей, белорусом из Гомеля, тем более что по-русски он говорил с белорусским акцентом. Можно привести много других свидетельств относительно антисемитизма на фронте, хотя тут очень много зависело от личности человека, от степени его асимилированности и многого другого. Скажем, Владимир Гельфанд в своем известном дневнике постоянно жалуется на какие-то антисемитские проявления, а Павел Элькинсон слово «еврей» ни разу в своем дневнике не упоминает. Борис Комский тоже в дневнике не фиксирует никаких проявлений, хотя встречается с одним евреем, скрывающим национальность, которого расстреливали во время Холокоста, он чудом спасся, был в партизанах, и считал, что лучше не афишировать, что он еврей, даже в Красной армии. Можно привести еще много подобных примеров.
Чем это объясняли сами же евреи? Лев Копелев, допустим, считал, что антисемитизм, нарастание которого с 1942 года было заметным, вызван «необходимостью национальной, и притом великодержавной патриотической пропаганды, необходимостью тактической и стратегической». О том же рассуждал и Борис Слуцкий. Говоря об антисемитских настроениях, я замечу ещё вот что. Одна из самых распространённых легенд – легенда об отсутствии евреев на фронте. Но есть мнения, а есть статистика. Евреи были пятой по численности национальной группой в Красной армии после русских, украинцев, белорусов и татар. По моим расчётам, основанным на данных министерства обороны, 434 тысячи человек, это приблизительно полтора еврея на сто человек. Как эти евреи вообще могли быть сильно заметны? Это первое. Второе – представителей всех остальных национальностей, кроме перечисленных выше, было меньше, чем евреев. Но никто никогда не спрашивает – почему не было грузин, армян, башкир в армии? Объяснение, я думаю, только одно, этот самый антисемитизм, который в годы войны вылез. Откуда он взялся? Часто пытаются найти этому рациональное объяснение, например, эвакуация. Бесспорно, били какие-то объективные вещи, вызывающие недовольство. Но был и такой, я бы сказал, на генетическом уровне антииудаизм. В своем докладе я опираюсь исключительно на источники личного происхождения, кроме некоторых сводок НКВД, например. Чрезвычайно любопытно читать, что говорили о евреях люди, вообще с ними не сталкивавшиеся. Тот же Коржавин с семейством прибыл в поселок Сим Челябинской области, где они поселились у местного жителя. Коржавин вспоминал:
«Александр Егорович направо и налево употреблял слово „жид", приговаривал во время работы, с какой-то досады: „Вот, жид тебя задери, чего наделал!" Расшалившемуся малышу: „"Ишь, жидёнок, разбаловался! Уши надеру!« Или, наоборот: „Не балуй! А то жид придет, в торбе тебя унесет.»". Причём хозяин даже не понимал, что те, которые у него живут, это евреи. Он с евреями раньше не встречался. Когда туда приехали эвакуированные московский рабочие, их приняли за евреев по двум причинам: было как бы известно, что все евреи бегут в тыл, и второе – они говорили „не по-нашему", не по-уральски, а по-московски».
Другой рассказ. Эстер Файн, латышская еврейка, которая волею судеб оказалась на какое-то время в волжской деревне Ижлей Арзамасского района Горьковской области. Никто не верил, что она еврейка, и одна женщина сказала:
«Еврейки... Еврейки все Хайки да Сурки, с длинным носом да шпекулянтки». Эстер продолжала уверять, что она еврейка, ей говорят: «Ладно, поврала и хватит».
Самое замечательное – запись в дневнике Бориса Комского, который после ранения и лечения шёл во главе команды выздоравливающих из госпиталя до места дислокации батальона. В октябре 1943 года, недалеко от Трубчевска Брянской области Комский записывает: «Странное дело, немцы не перестают болтать о жидо-большевиках, а бабы называют немцев „немыми жидами"».
«Немцами», «немыми» на Руси называли иностранцев, потому что их язык был непонятен, а в образовании «немые жиды» соединяются все народные представления о зле, которые есть. Средневековье. Сержант даже не понимает, какую находку для этнографа он записал.
В чём смысл того, я сказал выше? Мы все знаем, что степень «успешности» Холокоста напрямую связана с отношением местного населения. И в бывшем СССР это отношение совсем не было доброжелательным. Второй момент – если мы говорим об определённых сложностях и особенностях жизни евреев в СССР и о политике антисемитизма, то, с моей точки зрения, это вовсе не то, что было инспирировано сверху, это реакция власти на настроение снизу. И замалчивание Холокоста тоже – хотя писали о нем в советских газетах, полного молчания не было, но нечасто; а на рубеже 1942–1943 годов, кстати, последовало распоряжение, чтобы евреи-журналисты взяли себе псевдонимы – это всё следствие того, что прислушивались к настроениям масс. Говорить о бедствиях еврейского населения, защищать евреев – была плохая пропаганда, которая подтверждала нацистские тезисы. И я думаю, что последующие действия советской власти объясняются именно этим, а не личным антисемитизмом Сталина или кого угодно, что, с моей точки зрения, недостаточное объяснение.
Наконец, что касается музея, хочу рассказать одну байку. Я был одним из тех, кто создавал контент, там много чего наслаивалось, и хотелось, чтоб в студии Великой Отечественной войны обязательно присутствовал Ефим Дыскин. Маршал Жуков считал подвиг Дыскина величайшим подвигом, совершенным одним солдатом в ходе битвы под Москвой. А именно – артиллерийский расчёт, в составе которого был Ефим Дыскин, причём в конце Ефим остался один, уничтожил семь немецких танков. Немножко по-голливудски звучит, но это засвидетельствовано. Сам Дыскин был ранен четырежды. В апреле 1942 года указом Верховного Совета за битву под Москвой двоим людям было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза: генералу Панфилову и 18-летнему рядовому Дыскину. Но казус был в том, что Дыскин остался жив, лежал в Свердловске в госпитале, и когда пришли его поздравлять, отказывался – это не я, я-то жив, а того убили. Потом его отправили учиться на медика, и это была самая лучшая награда, потому что он уже не вернулся в действующую армию. Замечательная судьба, но все спрашивали при создании музея – а кто такой Ефим Дыскин? Второй момент. Кто самые известные герои битвы под Москвой? 28 панфиловцев. Кто их придумал? Их придумал по указанию одного еврея другой еврей, по команде Давида Ортенберга, подписывавшегося Вадимовым, их сочинил Александр, он же Зиновий Юрьевич Кривицкий. Вот парадокс советского времени, советско-еврейской истории. Был реальный персонаж-герой, но с фамилией неподходящей, Дыскин, и была вымышленная история для вдохновления бойцов, и когда журналисты это делали, то отлично понимали, зачем делают и почему. Уж не знаю, какие из этого произвести глубокомысленные выводы, но информация к размышлению есть. Спасибо!
Елена Жемкова:
Большое спасибо, что вы напомнили нам такими яркими примерами о реалиях военной ситуации. Сейчас мы делаем скачок и переходим к послевоенному времени. Я предоставляю слово моему коллеге Алексею Макарову с сообщением «Диссидентская память о Холокосте в СССР». Я хочу напомнить, что в предыдущей секции у нас уже возник схожий вопрос, может быть, этот доклад послужит для размышления, в том числе о том, стала ли борьба за память о Холокосте катализатором еврейского самосознания.
Fortsetzung des Protokolls der Konferenz " Die Erinnerung an den Holocaust in Europa heute: Allgemeine und gemeinsame Nutzung ", in Moskau, der Internationalen Memorial, gehalten von 25 bis 26 September 2013 Bericht des Oleg Budnitskii, diretora Internationale Zentrum für Geschichte und Soziologie an den Zweiten Weltkrieg und seine Folgen, Graduate School Economics, Moskau.
Teil III. Die Erinnerung an den Holocaust in der UdSSR
Elena Zhemkova (Vorstandsmitglied der Internationalen Memorial, Moderator):
Liebe Freunde, setzen wir unsere Konferenz, und jetzt wird Abschnitt, der, glaube ich, ist ganz wichtig für unsere Abschlussdiskussion beginnen - aber was in der Tat eingetreten mit der Erinnerung an den Holocaust in der Sowjetzeit? Ich freue mich, die Kollegen, die an dieser Debatte beteiligt sind einzuführen. Oleg Budnitskii, Doktor der historischen Wissenschaften, Professor an der Hochschule für Wirtschaft, Direktor des Internationalen Zentrums für Geschichte und Soziologie an den Zweiten Weltkrieg und seine Folgen, der Autor vieler Bücher über jüdische Geschichte, auch direkt an unser Thema, das einzige russische Vertreter im Ausschuss, was in der Tat, erstellt den gesamten Inhalt des Jüdischen Museums, in dem viele von euch waren gestern. Ich freue mich auch auf Paul Polyana, Professor, Doktor für Geographische Wissenschaften, Forscher von der Universität Freiburg, der Autor einer Reihe von wichtigen Forschungen über die Abschiebung zu präsentieren, und natürlich sehr wichtig, dass Paul Markovich viele Jahre in der Geschichte der sowjetischen Kriegsgefangenen beschäftigt. Das dritte Mitglied unserer Sektion - mein Kollege Alexey Makarov, Archivar Geschichte der Dissidentenbewegung, und wichtiger ist, gleichzeitig wirkenden Lehrer der Sozialwissenschaften, der Autor vieler Artikel über das Thema des Holocaust, insbesondere, der Gewinner von einem der Wettbewerbe Fonds "Holocaust".
Oleg Budnitskii (Internationales Zentrum für Geschichte und Soziologie des Zweiten Weltkriegs und seiner Folgen, der Higher School of Economics, Moskau):
Liebe Kolleginnen und Kollegen, ich werde über Antisemitismus während des Zweiten Weltkriegs zu sprechen. Zwei Vorbemerkungen. Die ersten - ein sowjetischer oder postsowjetischen Juden, die den 1930er Jahren erinnern. Es ist eine Zeit, als eine goldene daran erinnert werden, als es keinen Antisemitismus und sowjetischen Juden hatte große Chancen in verschiedenen Bereichen, wie statistisch bestätigt. Ich werde nur eine Tatsache erwähnen: mit Hochschulbildung in absoluten Zahlen die Juden, gab es mehr als die Ukrainer. In Bezug - der Vorabend des Krieges, war es mehr als 10% aller Studierenden der UdSSR. Wenn wir über Kriegserinnerungen zu sprechen - ist die Einheit und Freundschaft aller Völker der Union und, wieder, keinen Antisemitismus mehr noch an der Front war. Wenn Sie an einem Interview mit jüdischen Veteranen in verschiedenen Ländern registriert aussehen, als sowjetischen Juden in der ganzen Welt verstreut sind, ist das beherrschende Thema der Kampf der Brüderlichkeit und der Freundschaft. Antisemitismus entstand nach dem Krieg teilweise als Staatspolitik, teilweise als Folge der Nazi-Besatzung Propaganda. Wenn wir über den Antisemitismus in den Krieg zu sprechen, ist es in der Regel mit der Ukraine und Weißrussland verbunden sind, in einem viel geringeren Ausmaß von der russischen Territoriums. Ich sollte erwähnen, dass es einen anderen Ansatz, schon nicht auf Speicher und auf Forschung. Zum Beispiel glaubt Gennady Kostyrchenko, dass die Politik der staatlichen Antisemitismus in der Sowjetunion begann, 1938 zu verfolgen. Ohne Diskussion ist heute im Wesentlichen zu sagen, dass aus meiner Sicht, ist dies völlig falsch, gibt es keine Politik der staatlichen Antisemitismus in Vorkriegssowjetunion war es nicht.
In seiner Rede, ich möchte diese anhaltende Stereotypen, die in Erinnerung der Menschen bleiben herauszufordern. Ich glaube, dass Antisemitismus nicht entstanden als eine Folge der Nazi-Besatzung, er ist nicht weg und zeigte von den ersten Tagen des Krieges, und ich möchte speziell über dem Territorium der Russischen Föderation, die bis zu den letzten Tagen der Sowjetunion blieb eine der mono-ethnischen Republiken sprechen, kassierten diese nur in Bezug auf Armenien. Und in diesen Gebieten, die durch in die besetzten Gebiete besetzt oder angrenzend wurden, ist die russische Bevölkerung über 90% (beispielsweise in der Region Smolensk 96%). Auch Moskau und Leningrad waren nicht kosmopolitische Städte, über 80% der Bevölkerung sind ethnische Russen. Wenn Sie an den Quellen und solche, in denen das Thema Antisemitismus ist nicht zentral aussehen, ist es klar, dass sie buchstäblich überfüllt mit Hinweisen auf ausgeprägte antisemitische Äußerungen in den ersten Tagen des Krieges. Zum Beispiel Puschkin (Zarskoje Selo), zitierte Blog Lydia Osipova Polyakov:
"In Catherine Park ausgestellten drei neuen Marmorbüsten, einer von ihnen ganz bemerkenswerte Arbeit, sehr portrait, eine junge römische Patrizier. Heute, mit einem Nachbarn Stella, ein Jude, ging zu beobachten. Um unsere Abscheu, Patrizier war voll von Speichel. Stella sagt, es ist, weil er Jude Gesichtszüge. Ich habe nicht vor feststellen, aber nach ihren Worten wirklich gesehen. Es war widerlich. "
Nun, hier argumentiert sie, dass es keinen Antisemitismus oder antikitaizma unter den russischen Menschen gibt es nur Antikommunismus, und es ist nur Mobbing. Vielleicht. Aber eine solche Aufzeichnung auf 15. August 1941. Drei Tage später, kann die Öffentlichkeit Antisemitismus immer noch von Wehrpflichtigen ausbrechen zu hören: "Wir gehen, um die Juden zu schützen." August desselben im Jahre 1941, Leningrad, aus den Erinnerungen von Igor Dyakonov, der große Wissenschaftler-Orientalist, Denken, was zu tun ist - von Leningrad oder nicht. Nur ein Mitglied der Familie, Nastya weiß, ein Kindermädchen, was zu tun, und sagt:
"Na ja, und wenn die Deutschen leben können. Die Revolution bar schneiden nun die Juden geschnitten werden, was für einen Unterschied für uns. "
Es gibt eine Meinung, dass die jüdische Bevölkerung, wie er wusste nicht, dass die Deutschen zu den Juden zu tun. Alle wusste alles. Aufnahme in der gleichen August:
"All die Stimmung ist, dass alles zusammenbricht. Ich habe auf den Straßen von einer Gruppe von betrunkenen Geschrei gehört: "Tötet die Juden", "- als ob es ein Vierteljahrhundert der Sowjetmacht."
Antisemitismus war sehr eng mit dem Antisowjetismus zugeordnet und im Jahre 1941 die Stimmung, dass die Deutschen kommen, und schließlich die Bolschewiki wäre nicht weit verbreitet sind. Und nicht nur in den baltischen Staaten und der Ukraine, was in der Regel in der Literatur geschrieben, und es war in Russland, darunter die "wohlhabenden" Stadt Leningrad und Moskau. 31. August an den gleichen Leningrad Liebe Shapurina Aufzeichnungen nach Gesprächen auf der Straße zu hören:
"Ich freue mich auf den neuen Eigentümer ruhig ohne Störung ohne Schaudern. Sie sagen, dass die Deutschen immer noch besser, Georgier und Juden. "
Wieder im August 1941, der American Mary Leder (die in der UdSSR Teenager mit Eltern, die den Sozialismus aufzubauen half, aber schnell Diasporas angekommen - Mary ließ sich nicht aus dem Land als Sowjetbürger) Gespräche auf der Straße mit einem jungen Kosaken eine Frau, und sie sagte:
«Die Deutschen werden hier schon lang sein. Sie kümmern uns um den Kommunisten und der Juden »zu nehmen (sagen wir, die Deutschen zu uns kommen und wird die Kommunisten und Juden zu verstehen)
Mary argumentiert weiter -, dass sie nicht in mir erkennen, ein Jude, oder ist so Vertrauen in ihre Fähigkeiten, sie ist wie ihre Stunde da ist? Danach Maria, die von Moskau nach Leningrad gekommen war, und dachte, dass es sicherer wäre, bestieg einen Zug und ging zurück nach Moskau. Nahum Korzhavin, ein Teenager, der an der Evakuierung von Kiew im Sommer oder Herbst 1941 ritt, erinnert sich:
"An der Station, hörte ich einmal einen Tumult als bunte Kosaken mit aller Macht in großer Zahl kommen verunglimpft Juden. Gebühren waren es vor allem inländische, teilweise sogar die Art des Bahnhofs, aber ein ganz anderes Temperament. "Wo sind unsere Kosaken Look - sie war empört, -. Nehmen und drehen ihre Köpfe weg '"
Na ja, und so weiter. Korzhavin führt mehrere Folgen der antisemitischen, auf dem Weg traf er insbesondere hinter dem Zug ist es, und einmal versucht ihm zu helfen, auf den Zug zu bekommen, hilft niemand, und was mehr ist, der Fahrer, passieren hier, sagt, dass " in Ihrem Ordner, wahrscheinlich eine Million versteckt in einem Koffer "- und dann spielt eine Wanderung Legende, die der Juden am Bahnhof öffnete den Koffer, und es gab eine Million Rubel. Das heißt, das gemeine Volk. Wenn wir über die Intelligenz zu sprechen. Von den NKWD-Berichte über die Stimmung der sowjetischen Intelligenz, Moskau, 21. Juli 1941 - einer der sowjetischen Schriftsteller (unbenannt) sagt:
"Lassen Sie die Deutschen haben Angst vor den Juden, auch wenn sie mit Deutschland im Krieg, wenn die Deutschen in Moskau, ich werde an der Spitze der deutschen Mannschaft zu sein, und ich werde jagen und die Juden zu vernichten."
Das Blog Michael Prishvina extrem detailliert und unterhaltsam Chronik der Stimmung in der Stadt und auf dem Land, verurteilt er die Defätisten, rechnet damit, dass "die Deutschen eine Regierung mehr in Einklang mit dem Geist des russischen Volkes, die Bolschewiken und Juden zu etablieren." Nun, Prischwin selbst schreibt:
"Für mich, schließlich waren die Bolschewiki irgendwie besser, mit den Gewinnern Bolschewiki orthodoxen Gott mir näher als die alten Idole, die von den Deutschen wieder aufgebaut ist."
Allerdings ist die Zusammenfassung vom 27. August 1941 beschreibt die Stimmung unter den Intellektuellen über den Schriftsteller MP (Ich glaube, das ist Michael Prischwin) sagte:
"Stamp Writer angenommen, dass die Sowjetmacht nähert Stunde der Not und Katastrophe, ist das Ende des Kommunismus in der ganzen Welt: "Vor jeder von uns ist jetzt die Frage: Was tun? wie sie sich in dieser Katastrophe zu retten? Für die Bolschewiken und Juden haben kaum eine Chance zur Flucht. All Partei zu zerstören, das russische Volk wird nicht, wie ich glaube, für mich, auch die Möglichkeit der Veränderung zum Besseren. '24 Unter dem Sowjetregime, kämpfte ich für seine Existenz, variiert von Jahr zu Jahr, verfolgten die Juden Kritiker, die fremd, meine Kreativität, meine Philosophie. "
Ich denke, es ist immer noch sehr Prischwin Konflikt mit Marshak und so. D.
Nun, wenn wir weitergehen, von hinten nach vorn, in die Armee, dann sind die Worte der gewöhnlichen Infanteristen Viktor Granovsky:
"Wenn in der Firma wusste, dass ich jüdisch war, die erste Schlacht würde ich von jemandem erhalten, in den Rücken geschossen. Ich übertreibe nicht. "
Zum Glück, als er als Freiwilliger ging in die Armee in 16 Jahren, auf den Rat von Volkskommissar (seltsamerweise im Jahr 1943!) In der Spalte "Nationalität" Eingetragen statt "Jude" - "Weißrussisch" und einen "Vornamen" M. Moiseevich statt. So wurde er Vitya, Belarus Gomel, um so mehr auf Russisch mit belarussischen Akzent sprach er. Sie können eine Menge andere Nachweise, die die Antisemitismus auf den Vordergrund zu bringen, auch wenn es sehr stark von der Persönlichkeit der Person, von der Höhe ihrer asimilirovannosti und abhing. Zum Beispiel Vladimir Gelfand in seinem berühmten Tagebuch beklagt sich ständig über einige antisemitische Äußerungen und Paul Elkinson Wort "Jude" auch nur einmal in seinem Tagebuch erwähnt. Boris Komsky auch Einträge nicht beheben Sie die Anzeigen, aber trifft ein Jude versteckt Nationalitäten, die während des Holocaust wurden erschossen, er wie durch ein Wunder entkommen, er war ein Parteigänger, und glaubte, dass es besser ist, nicht zu werben, dass er ein Jude, auch in der Roten Armee war. Es gibt viele weitere Beispiele.
Warum ist das die Juden selbst? Lew Kopelew, zum Beispiel, dachte, dass der Antisemitismus, was einer Steigerung von 1942 wurde markiert, heißt es "das Bedürfnis nach nationaler, und darüber hinaus die große patriotischen Propaganda, taktische und strategische Notwendigkeit." Die gleiche Argumentation und Boris Slutsky. Im Gespräch über Antisemitismus, merke ich noch eine Sache. Einer der häufigsten Legende - die Legende von der Abwesenheit der Juden an der Front. Aber es gibt Meinungen, und es gibt Statistiken. Die Juden waren die fünftgrößte ethnische Gruppe in der Roten Armee nach der russischen, Ukrainer, Weißrussen und Tataren. Nach meinen Berechnungen, basierend auf Daten aus dem Verteidigungsministerium, 434 000 Menschen, etwa die Hälfte der Juden in hundert Menschen. Wie wirken sich diese Juden gut sichtbar sein? Dies ist das erste. Zweitens - die Vertreter aller anderen Nationalitäten, die von den oben aufgeführten, war es weniger als die Juden. Aber niemand fragt - warum es Georgier, Armenier, Baschkiren in der Armee? Die Erklärung, glaube ich, nur eine, das ist der Antisemitismus, der in den Kriegsjahren entstanden. Wo kommt er her? Oft sind sie versucht, eine rationale Erklärung für diese, zum Beispiel die Evakuierung zu finden. Zweifellos schlugen einige objektive Dinge, die Unzufriedenheit verursachen. Aber es gab einen, und ich habe auf der genetischen Ebene Antijudaismus sagen. In seinem Bericht, verlasse ich mich ausschließlich auf die Quellen der persönlichen Herkunft, mit Ausnahme einiger Berichte des NKWD, zum Beispiel. Es ist sehr interessant zu lesen, was die Leute über die Juden im Allgemeinen sagen, nicht mit ihnen kollidieren. Das gleiche Korzhavin mit der Familie kamen in der Ortschaft Sim Gebiet Tscheljabinsk, wo sie in einem Ortsansässigen abgewickelt. Korzhavin erinnerte sich:
"Alexander Ye linken und rechten Gebrauch des Wortes" Jude ", sagte immer wieder während des Betriebs, mit einigen Ärger," Hier, du Jude DELAY, so gemacht! " Das Kind aufstehen, um Unfug "," Schau, zhidёnok Verwöhn Ears Kick! "Oder, im Gegenteil:" Verderben Sie nicht Und dann der Jude wird in Torbay kommen Sie! ".". Und der Besitzer war gar nicht bewusst, dass diejenigen, die in ihr leben, die Juden ist es. Er hatte noch nie getroffen Juden. Wenn die Evakuierten in Moskau eingetroffen, um zu arbeiten, über die Juden nahmen sie aus zwei Gründen: es war, als wenn wir wissen, dass alle Juden auf der Flucht nach hinten, und die zweite - sie sagten, "nicht unsere" nicht-Ural und in der Moskauer ".
Eine andere Geschichte. Esther Fein, lettischen Juden, der für einige Zeit in der Wolga-Dorf Izhley Arzamas Gebiet Gorki Region beschieden wurde. Niemand glaubte, dass sie Jüdin war, und eine Frau sagte:
"Jüdische Frauen Jüdinnen ... all das Haiku ja Murmeltiere, mit einer langen Nase shpekulyantki ja." Esther ging zu behaupten, dass sie Jüdin, sagt sie, war "Okay, povrala und genug."
Die große Sache - Blog Eintrag Boris Komsky, dass nach der Verletzung und die Behandlung wurde an der Spitze des Teams erholt aus dem Krankenhaus an den Ort des Einsatzes des Bataillons zu Fuß. Im Oktober 1943, in der Nähe des Gebiet Brjansk Trubchevsk Komsky schreibt: "Merkwürdigerweise die Deutschen nie aufhören, zu jüdisch-Bolschewiki zu sprechen, und die Frauen genannt die Deutschen" von Juden dumm. '"
"Die Deutschen", "dumm" in Russland genannt, weil Ausländer ihre Sprache war unverständlich, und die Bildung von "dumb Juden" trat der populäre Idee von allem Bösen, das ist. Mittelalter. Der Wachtmeister nicht einmal verstehen, was für eine Entdeckung für die Ethnograph, schrieb er.
Was ist der Sinn, über die ich? Wir alle wissen, dass der Grad der "Erfolg" des Holocaust direkt auf die Haltung der Menschen vor Ort verbunden. Und in der ehemaligen Sowjetunion, war dieses Verhältnis nicht freundlich. Der zweite Punkt - wenn wir über gewisse Komplexität und Besonderheiten des Lebens der Juden in der Sowjetunion und der Politik des Antisemitismus zu sprechen, dann, aus meiner Sicht, das ist nicht etwas, das von oben inspiriert wurde, diese Reaktion der Behörden in der Stimmung von unten. Und das Schweigen über den Holocaust, auch - schrieb einmal darüber in der sowjetischen Presse, völlige Stille nicht, aber selten; und an der Wende 1942-1943, übrigens, wurde durch einen Auftrag gefolgt, um die Juden Journalisten nahm Pseudonymen - es ist alles wegen der Tatsache, dass auf die Stimmung der Massen hören. Im Gespräch über die Katastrophen der jüdischen Bevölkerung, zu schützen Juden - war schlecht Propaganda, die die Nazi These bestätigt. Und ich denke, dass die folgenden Handlungen der sowjetischen Regierung erklärt genau diese, und nicht Stalins persönlichen Antisemitismus, oder jemand, die, aus meiner Sicht, unzureichende Erklärung.
Was schließlich zum Museum, möchte ich Ihnen sagen, ein Fahrrad. Ich war einer von denen, die den Inhalt erstellt, gibt es eine Menge, laminiert, und wollte das Studio WWII unbedingt präsentieren Yefim Dyskin. Marschall Schukow Kunststück Dyskin als der größte Kunststück durch einen Soldaten während der Schlacht von Moskau durchgeführt. Nämlich - Artillerie-Berechnungen, die eine Yefim Dyskin enthalten, und am Ende gab es einen Yefim zerstört sieben deutschen Panzer. Ein wenig von der Hollywood-Sounds, aber es erlebt. Dyskin selbst wurde viermal verwundet. Im April 1942, das Dekret des Obersten Rates der Schlacht von Moskau, zwei der Leute wurde posthum der Titel Held der Sowjetunion: Allgemeine Panfilov und 18-Jährige gewöhnlichen Dyskin. Aber der Zwischenfall war, dass Dyskin lebendig, liegend in Sverdlovsk im Krankenhaus, und als sie kam, um ihm zu gratulieren, weigerte sich - es ist nicht mir, habe ich irgendwie noch am Leben, und sie getötet. Dann wurde er geschickt, um an den Arzt zu untersuchen, und es war die beste Belohnung, weil er nicht in den aktiven Dienst zurück. Wunderbare Schicksal, aber wir gebeten, ein Museum zu schaffen - und wer Efim Dyskin ist? Der zweite Punkt. Wer ist die berühmtesten Helden der Schlacht von Moskau? 28 Panfilov. Wer erfand sie? Sie kamen auf Anweisung der anderen Juden ein Jude, auf das Team von David Ortenberg, melden Sie Vadimova schrieben sie Alexander, aka Zinovy Y. Krivitsky. Das ist das Paradox der Sowjet-Ära, sowjetisch-jüdischen Geschichte.Er war ein echter Charakter, ein Held, aber ungeeignet Namen, Dyskin war eine fiktive Geschichte zu den Menschen zu begeistern, und als Journalisten es tat, ist das in Ordnung, warum tun und warum. Ich weiß nicht, was zu dieser tiefgreifenden Schlussfolgerungen zu ziehen, aber es gibt Informationen zur Prüfung. Danke!
Elena Zhemkova:
Vielen Dank, dass Sie uns jener Paradebeispiele für die Realitäten der militärischen Lage erinnert. Jetzt haben wir den Sprung und zu bewegen, um die Nachkriegszeit. Ich
erteile das Wort an meinen Kollegen Alexey Makarov mit der Meldung
"Dissidenten Erinnerung an den Holocaust in der Sowjetunion." Ich
möchte daran erinnern, dass im vorigen Abschnitt haben wir eine
ähnliche Frage stellt sich, vielleicht wird dieser Bericht als
Denkanstoß dienen, einschließlich, dass es der Kampf um die Erinnerung
an den Holocaust Katalysator jüdische Identität.
